Эпизод 1

ПЕРЕМЕНЫ

Помню, что была поздняя осень, давно пришла пора выпасть снегу. Но он запаздывал, вместо него город заливали нескончаемые, с короткими перерывами на отдых, дожди. Лили и лили, со всех сторон подбирались к нему, прячась в тучах, словно хотели утопить его за грехи...

Он появился в нашей конторе как-то нечаянно, словно из ниоткуда. В одно, как всегда не совсем радостное утро, босс зашёл к нам и толкнул речь: "Вот вам новый сотрудник, и чтобы больше не слышал про "мы не успеваем". Отыскав глазами меня, добавил: "Лаптев, покажешь, что к чему!"

Когда я видел шефа, на меня всегда накатывала тошнота, а может быть и тоска. Возможно, и то, и другое; кто кроме них самих может это сказать наверняка? Не знаю, как вы, но я уверен, что эти две сущности вылезли из одной и той же выгребной ямы.

Да! Так выходит, что самое распрекрасное и солнечное утро рабочего дня всегда было хуже самого гадкого вечера за окном, с дождем и промозглостью. Дело в том, что мы все чувствовали себя почему-то намного лучше ближе к ночи, когда вечером можно было убежать домой, в привычный уют своих городских нор. Город приучил нас любить темные сумерки, а не свет утра. Именно поэтому, мы - его солдаты и, возможно, даже - рабы предпочитали закаты - рассветам.

Как только начальник управления закрыл за собой дверь, мы все дружно изучающе посмотрели на новенького. Пять пар глаз, две женских и три мужских сканировали будущего коллегу. Кто он мне: соперник или приятель? Женат - не женат? Глуп или умён? Выпивает или трезвенник? И всё в том же духе. Человек ошибается, считая, что мысль идет одна за другой. Чаще всего, они наваливаются скопом. Просто у каждой из них своя извилина, и побеждает та, у которой самая короткая беговая дорожка.

"Здравствуйте, моё имя Антон, предпочитаю без отчества" - сказал он.

Мы все переглянулись: "ишь ты чего захотел!" С отчеством мы величали только шефа. Среди же нас - даже "баба ягодка опять" Клавдия Васильевна - звалась лишь Клавой.

Выглядел Антон обычно, среднего роста и телосложения, лицо как лицо. Правда, в отличие от нас "водолазочников", одет он был в приличный тёмно-синий костюм, белую рубашку. Галстук отсутствовал. И ещё он выглядел странно, неопределенного возраста. Ему можно было дать на вид от ещё 25 до уже 50...

Эх, знал бы я тогда, какие события грядут с его появлением, и как изменится моя жизнь! Да что говорить, не одна лишь моя, всех - в этом городе. И что бы изменилось, будь я в курсе? Ничего...

Антон засунул руку во внутренний карман пиджака, застёгнутого на одну верхнюю пуговицу, и что-то достал оттуда. Ловким движением содрал какую-то обертку, и в его левой руке веером развернулись пластинки жевательной резинки.

Он направился к нам, подходил к каждому столу и представлялся отдельно. Всем, в том числе и Клаве с Ингой он протягивал правую руку, и клал на стол пластинку жвачки с нарисованными на упаковке белого цвета оранжевыми апельсинами.

"Антон!" - говорил он, и добавлял: "Угощайтесь".

Когда он подошёл ко мне, я конечно приподнялся, встал, и как порядочный мужчина протянул навстречу руку. Лёгкое недоумение промелькнуло у меня после рукопожатия. Ощущение, что поздоровался за руку с бесплотным духом. Именно так, хотя до этого, понятное дело, с призраками я контактов не имел.

Через секунду у меня обмякли ноги, и я плюхнулся в кресло обратно. Меня бросило в холодный пот. Взгляд мой упал на обертку жевательной резинки и сфокусировался на ней. Светлая бумага, с рисунком двух апельсинов. Необычная, вроде бы где-то я видел ее раньше, но точно ни разу не покупал и не пробовал.

Антон продолжал стоять возле моего стола и выжидающе смотрел на меня. Ах, да, я же должен ввести его в курс дела, хотя бы дать для ознакомления папку с кучей абсолютно ненужных инструкций, методик и приказов. Не облегчающих, а усложняющих работу. Напечатанных на бумаге, с каракулями виз разного сорта руководителей, их замов, и замов - замов. Ненужных никому бумаженций с трудноперевариваемыми словами и терминами, но обладающих властью над живыми и мёртвыми. Эти бумаги с тяжёлыми и черными буквами на белом полотне являлись надсмотрщиками над нами. Даже искусственный интеллект, внедрившийся где только можно, практически во все сферы жизнедеятельности и документооборота, никак не мог еще одолеть их в нашей ООО.

Разного рода начальники, выпускающие эти приказы и инструкции на волю правом своей подписи - тоже их слуги. Потому что без них они были никто. Лишь благодаря паутине из всех этих хитросплетенных воедино и сшитых в одной папке бумаг - они получали власть и право распоряжаться нашим временем. И эти же бумаги объявляли нам стоимость потраченных в нашей жизни - часов. Часов, складывающихся в года и десятилетия.

Эк меня занесло! Я очнулся, и оторвав взгляд от апельсинов, поднял глаза. Антон все также спокойно стоял, ждал, осматривая наше довольно просторное логово на шесть рабочих мест.

Когда он повернул голову в мою сторону, я наконец смог заглянуть в его глаза. Они были необычно ярко-оранжевого цвета, как разрезанный апельсин.

Я снова вылез из своего видавшего виды кресла и направился к металлическому шкафу, где хранились папки с документами. По пути махнул рукой в сторону двух свободных рабочих столов с мониторами и стационарными смартфонами. "Выбирайте любой!" - сказал я Антону.

Когда я достал нужную папку, закрыл шкаф, и обернулся, он уже занял то место, что было подальше от угла, лицом к окну. Обычно новички выбирали угловой стол, тогда окно оказывалось сбоку, а входная дверь напротив. Так как они подолгу не задерживались, и нагрузка, по умозаключению начальства, упала - штатную клетку давно уже сократили. Но, сегодня, видать, открыли заново. Поэтому мы и удивились внезапному появлению Антона.

Я аккуратно положил перед ним "святая святых", сказал: "Вот, пожалуйста!" И скромно удалился в свою личную "обитель".

Для вида взялся я за работу, смотрел бесцельно в монитор компьютера, перекладывая листы формата А4 слева направо и наоборот. На самом же деле искоса приглядывал за Антоном. Он открыл папку, посмотрел на оглавление, неслышно пролистал плавными движениями рук, и... закрыл. Взглянул на меня и заявил: "Вячеслав, я бы хотел приступить к делу. А с этими регламентами и прочей ерундой я давно знаком, всё стандартно, ничего нового!" И Антон отодвинул папку в сторону.

"Хорошо! Значит для тебя это - ерунда!" - подумал я и набрал технарей, чтобы пригласить их в наш отдел для настройки учётки и прочих информационных атрибутов на рабочем компьютере новичка...

Время потихоньку подошло к обеденному перерыву. Все оживились, разговорились.

- Время обеда? - спросил меня Антон.

- Да - отвечаю я.

- Покажите мне, пожалуйста, где здесь поблизости можно перекусить?

Со следующего дня жизнь в нашей шарашке перевернулась с ног на голову...

Утро вторника начиналось как обычно; серьезные лица, хмурые взгляды. "Здравствуйте" или "доброе утро" произносились с большим усилием, будто человека вынуждали выдать какую-то государственную или личную тайну. Я к этому давно привычный, строго посмотрел в экран контроля учёта доступа, чтобы тот распознал моё лицо, кивнул охраннику с фамилией Харламов по прозвищу Харон, и быстро поднялся к себе в отдел на третий этаж. Ключи я не спрашивал, зная, что раньше всех приходит Клава. Она жила одна, семьи у нее не было. Работа стала для нее практически родным домом. Может и не совсем таковым, но во всяком случае, не добровольным адом, как для нас.

Следует сделать пару набросков про наш "трудовой лагерь". Организация у нас довольно крупная, филиалы разбросаны по всей стране. Город соизволил выделить нам целых три этажа в в половине несуразного здания с отдельным входом, на самом отшибе своих границ. На первом трудился персонал по работе с клиентами, над которым дамокловым мечом висел дресс-код. На втором - руководство, проводившее большую часть своей жизни в вечных совещаниях, и которое любой бы из нас согласился заменить на ИИ. С их обязанностями он бы несомненно справился на раз-два. И собственно третий - негласное сердце, а также: кровь, ноги и руки всего этого хозяйства. Надо признать, свободы и вольностей у нас было несоизмеримей выше, чем у первых двух этажей.

Намереваясь открыть дверь, и готовясь узреть сердитое лицо Клавы с дежурным "здрасьте", я внезапно застыл на месте, услыхав в нашем кабинете хохот, разговор, и снова смех! Рывком дёргаю за ручку, и что же я вижу? Антон и Клава; тот что-то рассказывает, а та, знай, заливается.

Увидев меня, Клава примолкла, смутившись. Зато Антон встал из-за стола, протянул мне руку (снова я вздрогнул, но уже не так, как в первый раз) и говорит:

- Вячеслав, представляете, вчера было не до этого, а сегодня я присмотрелся, ба! Ведь наша Клавдия - вылитая Клаудио Кардинале в молодости. И знаете, на самом-то деле, Клавдия вовсе не имеет ничего общего с этой актрисой. Во-первых в два раза моложе, а во-вторых красивее раза в три. И она нам скоро это докажет! Не спорьте, не спорьте, Клавдия, всё так и будет. И вообще, давайте на: Ты! Ведь мы все в одной лодке!

После обеда шеф вызвал Антона к себе, и мы, оставшись прежним составом, стали делиться впечатлениями. Инга, всех перебивая, заголосила: "послушайте, послушайте!"

- Еду я вчера, значит, домой. Такая усталость, такая "нехочуха" прямо накинулась на меня. Люди ещё кругом, много людей, пустые и злые люди. Вспомнила я про пластинку жвачки, что угостил Антон, я ее в сумочку бросила. Достала, короче я ее, и от нечего делать - жую. После метро мне еще на автобусе пилить, и вот, трясусь в нём, будто на американских горках, жую себе на автомате. И вдруг я как-то вся зажглась, и вкус, вкус чего-то волшебного. Будто я стала сама такой изящной и сверкающей на солнце апельсиновой долькой. Словно очистили мою кожуру, и душа моя подпрыгнула вверх, как мячик. Туда и обратно, туда и обратно! Я аж задохнулась, и... проглотила жвачку.

Инга засмеялась, и произнесла страшные и крамольные для всех слова: "Знаете что, дорогие мои, (никогда прежде нас так она не называла) я решила уволиться, я хочу чего-то другого, но уж точно - не этого всего!"

И вдруг Инга подняла руки вверх и закричала: "Ура, я свободна!"

- Так! Кто ещё жевал эту резинку? - спросил я, и оглядел всех суровым взглядом.

Стас развёл руками и указал глазами на стол, пластинка с двумя апельсинами на обёртке так и лежала на нем. Олег нахмурился, и пробубнил: "вчера ещё выбросил".

Клава? Новоиспечённая Клаудио Кардинале опустила глаза и покраснела. Ясно! Рассказ Инги Клава, явно, слышала сегодня уже второй раз, значит прочитала в сообщении ещё вчера. Так... одна кричит: "Ура!" в разгар рабочего дня, другая хохочет с утра. Какой - то новый психоделик? - возникла первая мысль.

Кстати! А где моя? Я оглядел все вокруг, даже залез в ящики, жевательной резинки со вкусом апельсина нигде не было. И вот тут я пожалел, вернее что-то во мне, внутри - сильно расстроилось, можно сказать, психануло, что я Слава Лаптев, который снаружи - утратил свой шанс стать свободным внутри...

...Город не спал, Город внезапно ощутил некое беспокойство. Словно червоточина завелась в его каменном сердце, что-то чужеродное, неподвластное ему пыталось взрезать его плоть изнутри. Чудились Городу солнечные мячики, прыгающие и бегающие по его асфальтовым венам. Даже в видениях раздражали они его, как те же несносные дети, рисующие мелками и краской на тротуарах и бетонных заборах, уничтожающие своими цветными узорами красоту и непрерывность серой гармонии. Город понял: ему брошен вызов. Но, кто он? Кто он, этот смельчак?

...С Антоном мы, можно сказать, сдружились. Я помогал ему на начальном этапе в работе, которую он всегда называл "делом", не обращая внимания на присказку: "дела у прокурора". Объяснял ему нюансы, специфику нашего отдела, и рассказывал о секретах составления отчётов и докладов. А он... он просто открыл для меня другой мир. Во всяком случае отношение к работе у меня изменилось. Я бы добавил: в корне.

Кроме того произошло ещё одно событие, заодно открывшее тайну пропажи моей пластинки апельсиновой жвачки.

В один из дней, добравшись наконец сквозь бесконечные пробки до своего двора, промучившись изрядно с поиском парковочного места, я зашёл в квартиру. Вижу жену в позе обратного лотоса, моющую полы. Надо сказать, что отношения наши давненько стали давать трещину. Причин особых на то не было, но факт оставался фактом. От развода нас спасали две вещи: пятнадцатилетний сын и предполагаемый раздел квартиры. (После которых, у меня, как у честного и порядочного человека - не оставалось ни сына, ни жилья). И чтобы моя супруга убиралась вечером после работы, да ещё и вручную, без снующего туда - сюда напольного робота и ручного пылесборника - такого просто не могло быть.

Услышав, что кто-то хлопнул дверью, жена встала на две конечности, обернулась, и увидев меня, улыбнулась!

- О, мой рыцарь вернулся, а где цветы для дамы?

- Оль, ты чего? - в недоумении произнес я, и сделав шаг, поскользнулся на влажном полу, крутанулся вокруг своей оси, хватая воздух руками, шлепнулся задом прямо в ведро с водой. Оно, естественно упало на бок, вода полилась сквозь брюки куда-то дальше, в глубь коридора.

- Вы сели в лужу, мой рыцарь - услышал я сзади, сквозь зарождающийся в горле смех. И тут же, соскользнувшая со стены швабра упала мне прямо на колени. Странно, но я увидел себя со стороны: между ног ведро, а в руках Т - образное копьё. И мне тоже захотелось смеяться.

В общем мы долго хохотали с Ольгой над этой комичной картиной, а потом было ещё кое-что, о чем приличные люди не рассказывают.

Когда явился наконец Артём, то домыть пол пришлось ему за вчерашнюю двойку по физике. Он, конечно, хотел удивиться и послать это наказание куда подальше, но увидев наше единодушие в этом вопросе, и, как мы смотрим друг на друга, сын приободрился, и закрыл вопрос коридорной лужи.

Этим вечером мы ужинали вместе за одним столом, втроём, чего не было, наверное, тысячу лет.

Уже перед сном, выбрасывая в мусорное ведро пустую пачку из под сигарет, я заметил в нем белую бумажку с рисунком двух апельсинов, и разгадка осенила меня. Два дня я уже ношу брюки, джинсы оставил в корзине для белья. Ольга загружала стиральную машину, и как всегда проверяла карманы. Нашла жевательную резинку с апельсиновым вкусом. Вот откуда в ней такие перемены! Я тут же вспомнил Ингу и Клаву...

Когда я стал тихонько укладываться в постель, чтобы не разбудить жену, она, почувствовав мое появление, сквозь дрёму произнесла: "Слав, я стиралку загружала... в кармане жвачку у тебя нашла, половинку тебе оставила, там на комоде..."

Дожди ушли, а снега всё не было. Мало того, установилась теплая и безветренная погода. Это вызвало беспокойство Города; природа как никогда фальшивила. Напряжение спало, люди радовались солнечным дням...

Антон преобразил наше прежде серьезное заведение до неузнаваемости. Вник в особенности специфики нашего отдела он довольно быстро, всё удавалось ему легко, играючи. Успевал Антон в два раза больше остальных, его часто направляли в командировки для разрешения самых сложных ситуаций. Шеф доверял ему по всем направлениям, но Антон не задрал нос, и всегда советовался со мной, хотя мы оба знали, что это лишнее.

В первое знакомство с другими сотрудниками всех трёх этажей, из его внутреннего кармана, как по волшебству выскакивали пластинки жевательной резинки с апельсиновым вкусом. Однажды , когда я еще раз стал невольным свидетелем этого действа после первого знакомства с Антоном, мне показалось, что он режет пространство между собой и человеком напротив. Эта вытянутая, раскрытая правая ладонь, и веер пяти белых лучей с десятью оранжевыми кружками.

Он протягивал какие-то нити, делал предложение, от которого никто не отказывался, маленький дар со вкусом апельсина. По его глазам было видно, что он ничего не просил взамен. Человек же преображался в зависимости от того, как он принимал этот дар. Как маленькое чудо от совершенно незнакомого человека, которое редко встретишь сегодня, или как нелепицу от непонятного субъекта - немного не в себе.

"Вкусом апельсина" он угощал только при первом знакомстве, и более никогда. В дальнейшем для каждого у него находилось доброе слово, он замечал любое изменение в человеке. Идет сотрудница в новеньком наряде, или айтишник в кои-то веки повязал галстук. Антон тут же замечает это изменение, и говорит мимоходом приятность, как бы между прочим. Ему верили, и получали хорошее настроение на весь день.

Когда он пропадал в командировках, наши дамы начинали волноваться, и спрашивать у меня про него. "Что-то вашего Антона давно не видно, не приболел часом?"

Кое-кто из мужчин начинал завидовать ему, пытаясь копировать его поведение. Получалось у них неуклюже и самое главное - неправдоподобно. Антон говорил с радушием, искренне, не повторяясь; они же пытались сотворить подобное, а выходило невпопад.

Они не ведали правила: быть, а не казаться.

Случаем я рассказал об этом ему. На что он ответил: "Знаешь, Слава, одного такого парня прозваньем Сатана? Почему он стал Никто? Когда-то он был кем-то и носил другое имя, но захотел стать Всем, зависть сгубила его. Завернув свою суть, Всем он не стал. В итоге он превратился в Ничто, потеряв и себя самого, и не заполучив другого. Нужно пытаться не занять чужое место, не представлять себя на нём, а воздвигнуть рядом своё. Поэтому имён у него много, а престола нет ни одного, бусы его рассыпались меж звёзд, и их уже не собрать".

Во главе филиала компании заправляла у нас Маргарита Тимуровна. За глаза ее звали Маргарет Тетчер, или "железная леди". Честно сказать, я не знал вначале откуда это прозвище, и кто такая эта Тэтчер, пока меня не просветил начальник юридического отдела Вениамин Сергеевич. Мы с ним были в очень хороших отношениях, как редкие в наше время заядлые курильщики.

Все опускали глаза к долу, случайно встречаясь с ней в коридорах, и только Антон смело и вроде бы шутя мог сказать ей: "Рад видеть Вас, моя королева!" И получалось это у него чертовски изыскано и вполне серьезно. И она прощала ему подобные фамильярности, лишь его она одаривала благосклонным взглядом, в отличие от других, попавшихся на глаза. Их она наделяла новыми задачами и указаниями. Ради истины, надо сказать, что Марго на самом деле выглядела сногсшибательно в свои пятьдесят с хвостиком.

Наша Клава преобразилась за неделю, а через месяц после появления Антона, мы "пронюхали" о ее романе с шефом. С этим вечно недовольным то ворчуном, то орущим благим матом на подчинённых. Конечно, вначале шок и трепет поселились в наших сердцах. Зато теперь он нас не беспокоил по пустякам, а Марго щедро выписывала нашему отделу премиальные.

Однако, несмотря на это, Инга всё же искала, и нашла себе другую работу; ей предложили руководящую должность у наших конкурентов. Оставалось написать супер-резюме для их генерального директора. У неё выходило плохо, мы ей помогали, как могли, излазили весь интернет, но ей не нравилось абсолютно ничего. И тут из трёхдневной командировки вернулся Антон. Он был в курсе, сразу все понял, и говорит: "Инга, как же ты, скромная и порядочная девушка, можешь написать о себе в лучшем виде? Любое нынешнее резюме - откровенная ложь! И вообще, как все перевёрнуто в этом мире, характеристика на самого себя должна идти от внешнего наблюдателя, а не изнутри. Разве будет честный человек себя восхвалять, да он не сумеет! Но, поверь, про тебя, и правда будет лучше всякого вымысла!"

Антон с улыбкой "прогнал" ее с рабочего места и быстренько напечатал на залитой слезами, клавиатуре - резюме. Когда Инга прочла его, то бросилась обнимать Антона, а Клава прочитала нам текст вслух. Это было натуральное волшебство, и главное в точку. (Не расскажу, приберегу для себя). Даже вечно летающий в облаках Стас ухватил суть и захлопал в ладоши, только Олег (я увидел мельком) нехорошо скривил губы. Ах да! Я вспомнил, он - единственный из нас - выбросил жвачку со вкусом апельсина в мусорную корзину.

В этот же день Антон о чём-то переговорил с дворником Петровичем, записался на прием к "королеве" Марго. Меня посвятил в некоторые детали; по его просьбе я достал бочку специальной смолы, а Вениамин Сергеевич быстренько состряпал договор с рекламщиками, четко и опытно прописав все неустойки, чтобы не схалтурили и не подвели со сроками. Через три дня все жители района, а позже - и города - увидели необычную картинку. Мерцающий огнями, поворачивающийся в разные стороны на невидимых креплениях, символ сердца из жёлто-оранжевых листьев Осени, с вкраплениями красных, залитых прозрачной смолой. Над зданием, в котором располагалась наша фирма, на высоте около семи метров над крышей крутилось живое сердце из упавших, но воскресших в нём - листьев. Это вам не какая-то там дешёвая голограмма.

Охрана чертыхалась и матюгалась, потому что с наступлением темноты наше здание окружала толпа местных зевак. Плюс - автомобили с заезжими гражданами собирались вокруг, как оголодавшие хищники возле свежей добычи. Всем хотелось нового чуда...

Город нахмурился, он принял вызов. Город узнал того, в чьих глазах бегают оранжевые искры. И он не собирался делиться властью с этим Вечным Мечтателем, считающим свой сладко-кислый вкус - гармоничным.

Вскоре выпал белый-белый снег, укрыв все прошлые страхи и ненастья ушедшей наконец, и уставшей от нас Осени...